Страж или финка покойного Леонида.

В каждом старом деревенском доме, есть «мертвые зоны», образовавшиеся во время строительства полости, доступ в которые возможен только через щели и вентиляционные отверстия. Если вентиляционные отверстия это вещь вполне себе функциональная и не несет в себе подводных камней, то вот щели, да особенно если они в полу, могут создать массу проблем.
Вот и в нашем деревенском доме были такие «мертвые зоны» и однажды наш прадедушка поведал нам мелким (правнукам), тайну о такой зоне. Находилась эта зона под чуланом, со всех сторон была окружена срубом, а сверху накрыта толстыми в полбревна тесаными плахами. Лишь в одном месте в срубе было небольшое окошечко для вентиляции, в которое без проблем могла пролезть, пожалуй, только кошка. Ну и как вы наверно догадались, в полу были щели, вот благодаря этим щелям и случилось то, что случилось, и о чем нам поведал дед Степан.
Случилось это в стародавние времена, порох сами тогда уже не делали, а вот пули и дробь катали сами. В связи с этим, стрельбой по бутылкам, как ныне, не увлекались, да и вообще более ответственно подходили к каждому выстрелу. Если раненую дичь успешно добирала собака, то вот зверя добрать собаке было не всегда по силам. Да и смутные времена были, когда одного хозяина уже со света сжили, а новый еще не пришел, зверя можно было добывать, сколько тебе нужно. Изготовил прадедов сын Леонид, «финку, зверя добивать» (как говаривал сам рассказчик) и служила ему финка верой и правдой не один год и крови по ней стекло видимо, не видимо. Но выскользнула однажды финка из-за пояса и прямо в половую щель, жить в мертвой зоне на землице с прочим мусором, устала видать. Тут и смуты разные, коллективизация…, война, где и погиб Леонид. Так и пролежала эта финка, под полом больше полувека, пока я, мальчишка, не узнал об этом.
Узнать то узнал, а вот как достать, загляну в вентиляционное отверстие, и так примерюсь и этак, не пролезть. Сестрица сродная под ногами крутится, совсем мелкая, пролезть вполне может, а как пахнет ей в лицо из темноты могильной сыростью и холодом, боится. Так и не удалось уговорить ни какими посулами. А мертвый Леонид, на меня со старинной фотографии в избе поглядывает, да по ночам нашептывает, «достань, достань,…», как тут устоять. Это энергия живых, в большинстве своем, дальше вытянутой руки не распространяется, а вот энергия мертвых, это вам не шухры мухры. Явно навредить эта энергия не может, а направить наши действия вполне ей по силам. Хочется примеров, да оглянитесь вокруг, что самим стало смешно, что не поверяли.
В каждом деле важен план, «у вас есть план мистер Фикс», пока нет, он в разработке. Дед почти всегда дома, хоть ему без малого сто лет (это не шутка), он хозяин в своем доме и кошка без его ведома с печки не всегда решится спрыгнуть, а тут, а тут надо расширять вентиляционное окно, до размера лаза. Надо когда дед уходит на прогулку, выпилить часть нижнего бревна, аккуратно сколоть его, смотаться в «мертвую зону», найти в темноте финку и замести следы.
Утро, дед садиться за стол, съедает половинку жареного яйца, столовую ложку сливочного масла, запивает горячим морсом из варенья черной смородины, это его ежедневный традиционный утренний завтрак. Встает, одевает пиджак, проверяет, есть ли в кармане несколько фруктово-ягодных карамелек, берет с мойдодыра в прихожей трость с характерным звуком, когда деревянная ручка смещается и отрывается от крашенного во много слоев металла. Проходит еще минута, лязгает счеколда на дверях ограды, все, у нас есть около часа.
Пила, топор, долото, киянка, весь инструмент профессиональный, как бы сказали сейчас. Все просто, дед зарабатывал на жизнь, плотницким и столярным ремеслом. Пила впивается острыми зубьями в край бревна, сталь постепенно начинает разрушать древесину, но как же все медленно. Нужно перепилить два раза по половине тридцатисантиметрового бревна, все хорошо, а руки детские, нет еще в них той силы, что будет через несколько лет. Один запил, за ним второй, топором и долотом, делаю ряд последовательных всечек, еще удар и половинка бревна с гулом падает в темноту проема.
Солнечный летний день, на мне одна рубашка и трикотажные трико, но с каким же трудом удается протиснуться в «мертвую зону», пролез. Яркий свет с улицы слепит глаза, приглядываюсь, ага, свет попадает не только в лаз, но и в щели в полу, хоть куда и менее яркий. Обыскиваю одно освещенное пятно, второе, вот, вот то, что я искал.

С легкостью выныриваю на дневной свет, половинка сколотого бревна ложиться на место, пара гвоздей, горсть земли, все, как и было. Сердце переполняет радость и восторг, я владею настоящей «финкой». Чуть позже, я, конечно, признался деду в своей проделке, сам признался, хотелось похвастать. Он долго будет ощупывать (плохо видел), прибитый на место кусок бревна и «финку» с отломленным уже кончиком, результат моих игр в индейцев. Да и сохранность была у ножа не самая лучшее, время. Сколько же мест так и остались для меня «мертвой зоной», в которых лежали револьверы, патроны, кулацкие обрезы, спрятанные и просто забытые.
Детство кончилась, за ней пронеслась юность, с уверенностью могу сказать, что вступил в период зрелости, а та «финка» со мной, кончик еще в детве был мной заточен на ручном наждаке, ножны обмотаны синей изолентой, рукоять пластырем. Сейчас этот нож живет в моем доме, над косяком входной двери, бережет мой покой от незваных гостей.